То есть кошка стояла там раньше. Теперь там не было ничего, только ворота с каскадом, а на камне, где раньше была статуя, теперь торчали безобразные ржавые перекрученные скобы, согнувшиеся при ее падении. Сама кошка лежала в углублении под водой, и под ее сломанной лапой туда-сюда спокойно сновали рыбы.

ЭШЛИ, 1835 ГОД

Звук из-за двери вывел его из неглубокого сна. Там, на веранде, кто-то был.

Насторожившись, он быстро привстал на локте. Возможно, это Флетчер. Что-то неладно? Дядя пришел раньше, чем ожидалось? Этот маленький мирок покоя и любви разбился раньше времени, слишком короткая ночь закончилась.

Но все было тихо. Он снова расслабился, увидев ее блестящие в темноте глаза. Она смотрела на него:

– Что случилось, любимый мой?

– Ничего. Что-то меня разбудило. Смотри, луна почти зашла. Еще немного и рассвет. Нет, не уходи еще. Мне нужно кое-что сказать тебе, но это подождет. Подождет еще немного.

ГЛАВА 11

Мое добро тебе не будет в помощь,

Так поразмысли.

У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт III, сцена 5

К чаю, как и обещала, я вернулась с Кэти к ее матери, потом сходила к себе в коттедж посмотреть, не привез ли Роб мои вещи из Вустера.

Он привез и даже затащил их по лестнице и свалил на крохотном крылечке.

Прежде чем начать распаковывать, я подошла к телефону и набрала номер букинистической лавки в Эшбери.

– Можно мистера Оукера? О, Лесли, это я, Бриони, Бриони Эшли. Да, вернулась пару дней назад, я снова в коттедже... Как ты там? Хорошо. Как дела?..

Разговоры с Лесли напоминают мне восточные ритуалы: сначала надо пробиться через рутину вопросов и ответов, причем ответы занимают гораздо меньше времени. Мистер Оукер любит поговорить, и ничто не может его поторопить. В конце разговора речь заходит о делах, но по пути касается здоровья, погоды, торговых перспектив, последних новостей и местных сплетен, изобилуя смачными подробностями всего, что стоит упоминания. Наверное, этот ритуал развился как способ смягчения собеседника перед жестким разговором о делах, как похлопывание по плечу перед ожесточенной торговлей. При трезвом рассмотрении всегда оказывается, что Лесли почти не идет на уступки, в то же время оставляя впечатление сердечного, импульсивного и подверженного настроению человека. И такое впечатление приносит ему выгоду. Те, кто не знает Оукера, предвкушают легкую сделку, но вдруг, к своему разочарованию, обнаруживают, что встретились с очень компетентным и хитрым дельцом. Лесли Оукер почти так же импульсивен, как двупалый ленивец, и коварен, как домашний кот. Впрочем, его доброжелательность вполне искренняя.

И благодаря этой доброте нынешний ритуал оказался недолгим. Не прошло и трех минут, из которых по крайней мере две были посвящены пожеланиям процветания мне и хвалам моему отцу, как Лесли прямо спросил:

– Но ты, дорогая Бриони, позвонила мне не просто сообщить, что приехала. Чем могу быть полезен?

– Да, кое-что случилось, и я подумала, не поможешь ли ты решить один небольшой вопрос. Помнишь, в прошлом году ты показывал мне сокращенное издание «Рип Ван Винкля» с иллюстрациями Артура Ракхэма? Интересно, сколько он теперь может потянуть? Я имею в виду не книга, а оригиналы иллюстраций.

– Ну, это не совсем по моей части, как ты понимаешь, но я бы сказал, что тебе повезет, если ты вообще их где-нибудь найдешь. Ты хочешь купить какую-нибудь определенную?

Я рассмеялась.

– За кого ты меня принимаешь? И продать тоже не хочу. Я просто хочу узнать, сколько они могут стоить, если не секрет. Есть одна идея.

– Та, которую последний раз я видел в каталоге, – твердо сказал Лесли, – акварель от Комеса, была оценена в восемьсот фунтов.

– Ага, понятно. Спасибо. Знаешь, Лесли...

– Что?

– Если вдруг случайно наткнешься на какое-нибудь упоминание о продаже рисунков Ракхэма, не мог бы ты без лишних слов сразу сообщить мне?

– Конечно. Но ты меня заинтриговала. – В его беззаботном тоне послышался не слишком большой, но искренний и доброжелательный интерес. – Наверное, не стоит спрашивать зачем?

– Пока не стоит. Но как только смогу, я зайду и все расскажу.

– Я действительно заинтригован, – добродушно проговорил Лесли. – Конечно, Бриони, дорогая, можешь на меня рассчитывать. И возможно, я чуть-чуть покопаюсь и сообщу тебе первые результаты. Но расскажи мне поскорее, хорошо? Пока я не умер от любопытства.

– Это было бы забавно, – сказала я.

Он рассмеялся и положил трубку.

Джеймс пришел ко мне после ужина, как раз когда я заканчивала мыть посуду. Он забросил мои пустые чемоданы на чердак, согласился на чашечку кофе, потом мы вышли наружу и уселись на скамейку под сиренью с видом на пруд. Спускались сумерки, воздух был неподвижен. Спокойная гладь пруда сверкала, иногда там и сям покрываясь рябью, когда за вечерними мошками всплывала рыба. В камышах у дальнего берега цапля все ловила рыбу. Грачи, рассаживаясь на ночь, устроили великую суматоху. За крышей коттеджа подобно облакам пенились нежным цветением фруктовые деревья, а высокая груша подняла среди сада свой белоснежный султан, как фонтан среди водоема. На груше пел одинокий дрозд, свежо и страстно, и казалось, что это первая песня с начала мира. Откуда-то неподалеку донеслись тяжелые удары.

– Роб за что-то взялся, – сказал Джеймс.

– Наверное, чинит кошку, что ловила рыбу.

– Кошку?

– У шлюза, где изо рва вытекает водослив. Она сломалась. Я видела после обеда, когда мы с Кэти возвращались из лабиринта.

– Да? Жаль. Приятная была вещица. Это ты просила починить?

– Нет, я его не видела после обеда.

– Так что же он засуетился? – удивился Джеймс. – Нет, наверное, он подпирает ворота, или чинит крышу, или вырубает кусты. В любом случае это пустая трата времени. Все расползается по швам, и Робу Гренджеру этого не остановить.

Он говорил без горечи и без всякого намерения кого-нибудь обидеть, но с необычной серьезностью, и это заставило меня повнимательнее взглянуть на него. Джеймс твердо встретил мой взгляд, взял у меня пустую чашку и поставил вместе со своей на перекладину под сиденьем. Потом, как раньше в детской, его рука легко легла на мои плечи, и Джеймс нежно привлек меня к себе. Я ощутила, как бьется его сердце – кажется, чуточку учащенно. – Бриони, милая, нам надо поговорить.

Я ждала, чувствуя, что, стремясь попасть в такт с его сердцем, мое стало биться чаще. Я была поглощена красотой вечера, ароматом сирени, пением дрозда и чарующими отблесками заходящего солнца на озере. Мой троюродный брат откашлялся.

– Ты, наверное, рассердишься, но, думаю, у тебя хватит здравого смысла выслушать меня, и, надеюсь, ты в конце концов поможешь. – Его пальцы у меня на плече слегка сжались. – Ты должна быть на моей стороне. Так все складывается.

Дрозд внезапно замолчал, как будто закрыли клапан. Цапля тоже взяла перерыв на ночь. Наверное, неплохо нагрузилась, подумала я, нелегко будет взлететь. В тишине я смотрела, как она тяжело поднялась в воздух и, хлопая крыльями, скрылась из виду.

– Бриони!

– Да, я слушаю. Говори.

Я чувствовала его взгляд и слышала, как он вздохнул.

– Начну с самого начала. И лучше начать с самого неприятного. Мой отец, да и все мы влипли. Серьезно влипли. Нам отчаянно нужны наличные, нужно достать их во что бы то ни стало, и поскорее.

Я ждала совсем другого и была ошарашена, и Джеймс заметил это.

– Ты уверен? Я думала, вы сейчас на коне – ведь дело в Хересе процветает, и Перейра поддерживает вас. И я знаю, папа думал так же. Что-нибудь случилось?

– Да, многое случилось, и все сразу. – Он поерзал. – Не зря говорят: беда не приходит одна. Каждую в отдельности мы бы могли одолеть, но все св лилось разом. Я уже говорил тебе, что отцу, наверное, придется отойти от дел. А в таком случае нет никакой уверенности, что Перейра захочет нам помогать. С чего бы? А бристольское дело не много стоит, все имущество заложено. Если бы было время... Но в том-то и дело, что его нет. Болезнь отца для нас как нож к горлу.