Это было эхом слов Джеймса, когда он с неподдельной горечью говорил о поместье и общем упадке. А где-то в отдалении раздавались удары молота.

– Но нам повезло, – сказал Эмори. – И тебе тоже. То, что ты оказалась здесь, могло испортить все дело; к тому же Роб Гренджер, завершив свой семичасовой обход, обычно идет домой или в «Бык», а теперь с минуты на минуту будет здесь и непременно заметит повышение уровня воды. Скажи ему, чтобы не беспокоился: мы сейчас же пойдем к верхнему шлюзу.

– Но... – начала я и тут же прикусила язык.

Я не собиралась говорить, что Роб совершает свой обход и определенно, как бы темно ни было, заметил, что вода прибывает. Я знала, что он тут же пойдет к шлюзу. И лучше ему не сталкиваться ночью с братьями, пришедшими туда по тому же делу. Если мне удастся сейчас их выпроводить, то нужно предупредить его моим особым способом.

– Тогда вам лучше поспешить, – быстро сказала я. – Вода в озере так поднимается, что водослив, похоже, не справляется.

– Наверное, он вышел из берегов. Жаль, Эмори...

– Успокойся, успокойся. Мы сможем спустить воду через нижний шлюз.

– Не сможете! Он наглухо закрыт. И к нему нельзя прикасаться, он уже несколько лет еле держится! Только закройте верхний шлюз, пока еще ничего не сломалось... Идите скорее.

Но только я повернулась снова открыть дверь, зазвонил телефон.

ЭШЛИ, 1835 ГОД

Со стороны фермы раздался крик петуха. Ночной певец молчал, и перед нахальным криком смолк первый утренний хор.

Какой-то шорох из лабиринта заставил молодого человека остановиться и прислушаться. Возможно, это барсук возвращается домой. Если в сад снова зашел олень, надо сказать садовнику, чтобы сегодня взял ружье.

Сегодня... Сегодня необычный день. Сегодня он встретится с ними. Отец умер, и теперь он хозяин Эшли. Откуда-то надо взять мужество встретиться с ними после всего, что он сделал. А потом, позже, она будет с ним.

У выхода из лабиринта лежало что-то светлое. Нагнувшись, он узнал шелковую косынку, которую сам подарил ей, – опасаясь, что увидят люди, она всегда носила ее за корсажем. Не понимая, как можно было здесь уронить ее, он с улыбкой приложил косынку к лицу.

Нежный аромат лаванды как бы снова принес сюда ее самоё и блаженные летние дни. И так, улыбаясь, он вышел из лабиринта.

ГЛАВА 19

Мы все трое замерли, пока телефонный звонок заглушал дикий шум ночи. Потом я пошевелилась, но Эмори быстро схватил меня за руку:

– Нас здесь нет, поняла? И тебя тоже. Не подходи.

– Это может быть Кэти.

– Ну и что? Она не знает, что ты тут. Не подходи.

Я рассердилась:

– Это мой телефон, Эмори. Я никому не скажу, что вы здесь, если боитесь. Но чего вам теперь-то бояться? Ведь ваше преступление отменено, не так ли?

– В поместье горит свет, – быстро проговорил Джеймс у окна, – Роб, должно быть, закончил обход. Если он увидел, что вода поднимается, то мог позвонить сюда, прежде чем идти к верхнему шлюзу. Ей лучше ответить, чтобы он ничего не подумал.

– Возможно, – сказал Эмори. Потом быстро спросил меня: – Он вызовет помощь, если обнаружил подъем воды?

– Вряд ли. Он может справиться и сам. Он достаточно долго управлялся в поместье.

Я не старалась сдерживать голос, но Эмори вроде бы не заметил моего тона.

– Ну, тогда... – сказал он, отступая.

Но только я взяла трубку, как подумала о другой возможности. Такой поздний звонок может быть только по какому-то явно неотложному делу. Это определенно не Роб, но явно мог быть герр Готхард. Он еще не получил фотографию, но мог напомнить о моем обещании прислать ее, или просто сообщить что-нибудь новое о выяснении личности водителя. Я еще не поднесла трубку к уху, а голос уже говорил быстро и очень громко. Это был не герр Готхард, а Лесли Оукер. Он даже не ждал, пока я отвечу, и был полон радостного возбуждения.

– Бриони? Дорогая, я просто не мог тебе не по звонить. Я знаю, ночь, ужасное время, извини, если разбудил, но я целый день не мог тебя поймать, а ко гда ты услышишь, что я тебе сообщу, то уверен, сочтешь, что стоило тебя разбудить. Дорогая, эта книга...

Очевидное возбуждение Лесли разнеслось по всей комнате, будто он сам был здесь. Эмори рядом со мной встрепенулся. Я начала говорить, но Лесли не слушал. Его несло дальше:

– Я просто должен тебе сообщить: книга подлинная, точно, насколько это возможно. На ней новый переплет, это снижает цену, но все равно книга страшно дорогая. Не хочу гадать о цене, пока не выясню побольше... Во всяком случае, когда дело касается истинного раритета, о стоимости нельзя говорить, пока книга не выставлена на продажу. Но она может быть очень дорогой, действительно очень дорогой... музейный экспонат... прототип...

Он все говорил о книге на полупрофессиональном жаргоне, который я плохо понимала. Прижав ладонь к микрофону, я взглянула на Эмори и прошептала:

– Ну вот тебе и ответ. Живые деньги. Во всяком случае можно занять – под обеспечение, так это называется? Теперь, я надеюсь, вы покинете мой дом надолго?

Вряд ли Эмори расслышал этот укол. Его глаза блестели, губы что-то шептали. Мне показалось, он произнес: «Сколько?» Я покачала головой, а телефон проквакал какой-то вопрос, и я сняла руку с микрофона.

– Извини, Лесли, я не расслышала. Что ты сказал?

– Я говорю: когда я снял его, то обнаружил под ним кое-что в некотором смысле еще более любопытное. Это длинновато, но ты не против выслушать?

– Что выслушать? Что ты снял? – спросила я.

– Экслибрис. Этот необычный экслибрис с гербом в середине и ваш таинственный девиз «Не трогай кошку».

Что-то как будто толкнуло меня, и я насторожилась.

– Да, да, девиз, – проговорила я быстро. – Но послушай, Лесли, я должна тебе сразу сказать: книга уже не моя. После папиной смерти все семейное имущество переходит к моему троюродному брату Эмори. Я скажу ему, чтобы он связался с тобой, и...

Лесли не расслышал остального, и на то были причины. Рука Эмори просунулась между моими губами и микрофоном, снова закрыв его. Другая рука оторвала трубку от уха. Эмори держал ее передо мной на расстоянии, а металлический голос квакал дальше, очень отчетливо:

– Жаль это слышать, дорогая, потому что это поистине находка... Конечно, удаление экслибриса ничуть не повлияет на цену, потому что он был поставлен гораздо позже. После того как книга была заново переплетена. Я понятно выражаюсь? Короче, мне показалось, что экслибрис уже снимали и поставили на место позже, я бы сказал, недавно... И я счел возможным снять его снова. И оказался прав – там был оригинальный форзац. Это устраняет все сомнения в подлинности. Но я хотел сказать о бумаге – я нашел ее под экслибрисом, и она может представлять большой интерес для вашего семейства, поскольку содержит записку одного из ваших предков. И вся книга, дорогая, представляется мне тайной. Пожалуй, это все слишком романтично, но как забавно!.. Слушай.

И мы, все трое, стали слушать. Что бы там Лесли ни нашел, я не представляла, как сделать так, чтобы Эмори ничего не узнал. В конце концов, ему стоило всего лишь позвонить самому, ведь это была его книга.

Лесли объяснял:

– Это похоже на лист из приходской книги. Страница семнадцать, она пронумерована, и там всего три записи. Не знаю, все ли они могут представлять интерес, но третья просто очарует. Она датирована пятнадцатым апреля тысяча восемьсот тридцать пятого года, это запись о браке Николаса Эшли, эсквайра из Эшликорта, и Эллен Мейкпис из Уан-Эша.

Теперь я ни за что на свете не повесила бы трубку. В моей голове мысли крутились, как шестеренки в гоночном моторе. Выводы могут подождать, сейчас главное – узнать. («Бумага, она в Ручье Уильяма. В библиотеке... Карта. Письмо. В Ручье».)